Удар по экзотике

Константин Георгиевич Паустовский и Одесса.

В Одессе есть улица и музей Паустовского, одна из библиотек носит его имя, но еще прочнее живет имя писателя в сердцах каждого одессита. Говорит научный сотрудник музея Паустовского: «В этом году исполняется юбилей - шестьдесят лет со дня поезди поездки Константина Паустовского из Одессы в международный круиз на теплоходе "Победа". Таких круизов до 1956 года еще не было, первый рейс советских туристов вокруг Европы».

Ехали писатели, художники артисты, партийные деятели - 450 туристов. Среди этой массы народа единственным, кто вел дневник, был Константин Георгиевич.

Потом в 1976 году он под названием "Европейский дневник" был опубликован. Паустовский писал дневник для себя, поэтому там все кратко, лаконично, без подробностей. Даниил Гранин, который тоже был в этом круизе, случайно прочитал дневник в "Смене" и написал в 1982 году воспоминания о Паустовском. Они вышли под названием "Чужой дневник". Паустовский любил наш город и умел других заражать этой любовью.

Гранин пишет: "Паустовский показал мне свою Одессу.

Корабль стоял в порту, теплоход "Победа", огромный океанский лайнер, - он загружался, догружался, оформлялся, а мы бродили по городу.
Дворы, завешанные бельем, лавочки, подъезды, где сидели старики и старухи и торговали длинными самодельными конфетами, пирогами, тапочками, яблоками. Дом, где когда-то помещалась газета "Моряк". Там Паустовский работал. Он изображал, как мальчишки-газетчики кричали: "Мрак"! Газета "Мрак"!"

Крикливый Привоз, неслыханной красоты и мощи базары, одесский говор, одесский юмор, кому это, как говорится, мешало? В то лето 1956 года Паустовский еще мог показать свою Одессу, еще на рынке тощий инвалид в тельняшке мог заставить купить велосипедный звонок, на который все будут заглядываться!"

Гранин был на двадцать лет моложе Паустовского и еще в детстве зачитывался книгами Паустовского "Блистающие облака" и "Романтики". Барочная пышность языка и сладостный ритм фраз завораживали его.

"Герои разговаривали так, что щемило сердце. От его описаний деревья, облака, женщины, пение птиц, шелест страниц чувствовались свежее, становились загадочнее.
Теперь так не пишут. Чтобы так писать, нужны чувствительность и неутомимое удивление перед таинством происходящего."
За время поездки Гранин получил от мастера несколько поразительных уроков, которые заставили взглянуть на мир по-другому.
Например, в Афинах Гранин за день обошел и сфотографировал десятки достопримечательностей.

Паустовский же невозмутимо просидел весь день в припортовом кафе. В этот день Гранин снисходительно пожалел немолодого уже писателя, для которого подобный марш-бросок был, по-видимому, не по силам.

Но в дальнейшем выяснилось, как много узнал Паустовский за этот день - и про парочку, которая сидела в афинском кафе за соседним столиком ( он - китаец, она - молоденькая мулатка), потом про монахов-доминиканцев, про драку афинских мальчишек и продавца губок, про борзую и терьера, которые жили напротив кафе во дворе мраморного особняка.

Конца и края не было его рассказам. Там, в кафе, к нему подсела старушка, американская туристка, она была из Ростова-на-Дону, вдова пароходовладельца, в Америке она помогала Михаилу Чехову, а дети ее учились у Питирима Сорокина. И официант тоже знал русский и вступил в разговор с ними, он служил когда-то в Афонском монастыре.

Гранин же когда дома начал проявлять три отснятые в тот день пленки увидел: «На фотобумаге появлялись незнакомые мне места, ворота, витрины. Ничто не откликалось этим снимкам, никаких воспоминаний. Были Афины или не были? Скорее, что не были, все слилось в потную беготню. Афины у меня остались, прежде всего, из рассказов Паустовского. Случай этот заставил усвоить совсем непростую истину: как много можно увидеть на одном месте".

Для Паустовского этот круиз тоже стал открытием. Он впервые увидел те города и страны, о которых лишь мечтал в юности. И это открытие его поразило. Но лучше чем великий мастер слова об этом не скажешь, и по- этому привожу отрывок из его выступления перед читателями, которое состоялось вскоре после поездки: "И вот во время плавания на “Победе” мы вошли в Босфор, и здесь мне пришлось совершенно заново подумать об экзотике. Дело в том, что все, что я видел на протяжении этого пути, оказалось гораздо интереснее, чем я себе это представлял из книг и из глубины своего воображения.

Это был удар по экзотике. Экзотика стала реальностью.

Недаром, когда мы вошли в Босфор, – а на “Победе” было несколько писателей, в том числе Гранин из Ленинграда, удивительный человек, он сказал, что это – Зурбаган Грина.

Нет, не Зурбаган, а сотни Зурбаганов! Действительно, Босфор напоминает декорацию, красивую, пышную, с множеством красок, с облезлой позолотой, страну каких-то морских пиратов.

Знаете, почему это происходит?

Вы входите в Босфор, и навстречу вам целые флотилии фелюг, парусников, расписанных ван-гоговскими красками – белая, черная, зеленая, – все это красочно, под огромными белыми парусами.…

Сначала мне не верилось, что это Босфор, что я его вижу. Все время пересекалась подлинность с ощущением сна. Затем подлинность победила, и в результате появилась необыкновенная жажда все знать… Акрополь. Когда мы попали с Граниным и Акимовым в Акрополь, то одна мысль была общая: никакие книги, никакие рассказы не дадут столько понимания Акрополя и Парфенона, сколько дает самое слабое прикосновение ладоней к этому мрамору цвета топленого молока.

Кажется, нам пришлось увидеть самое красивое место на земном шаре, о котором мало пишут. Это Мессинский пролив. Он весь создан из голубизны совершенно нестерпимой, от которой можно ослепнуть. Эта голубизна пропитывает воздух, воду, небо. Даже сухие берега Калабрии затянуты ее вуалевой дымкой и кажутся созданными из необыкновенного голубого камня. Наконец, Рим. Прежде всего, Рим производит удивительное впечатление своей окраской. Римский воздух!.. Мы читали у Тютчева и у других, но я не верил, что может быть воздух особой расцветки. Действительно: Рим погружен в неподвижный воздух с желтовато-золотым оттенком, что придает особый оттенок древним руинам.
В Голландии города разноцветные. Например, Роттердам цвета бордо с белыми обводами, Гаага – серебристая. Желтоватый кирпич. А Рим золотистый... Человек, который попадает в обстановку, в которой был я, ощущает себя внутри, как хрустальный шар, наполненный множеством интересных, невиданных вещей".

Видимо, время от времени в романтике начинают нуждаться. Паустовского то покидают, то возвращаются к нему. У него свое отдельное место в душе каждого, кто любит море, солнце и Одессу. Не случайно поэтому, когда в этом году мы обсуждали с учителями тему нового курса краеведенья, все сошлись на мысли, что каждому маленькому одесситу в школе необходимо прочесть "Белеет парус одинокий" Катаева, "Серебряный герб" Чуковского и "Время больших ожиданий" Константина Паустовского. Лучшие книги о нашем городе.

Автор: Александр Макаров

 Несколько штрихов о том,как родилась Одесская Мурка

Слов нет, осторожным надо быть, если пишешь что-либо «за Одессу». Одесситы народ просвещенный и дотошный. Они скандально будут спорить о том, что тринадцать или четырнадцать раз переименовывали их улицу, и сколько дней просидел в одесской тюрьме большевик номер два в миру Лева Троцкий. Что же касается песен — это святое, а святое руками не тронь! Тем более, опасно трогать такой феномен, как всем известная песня «Мурка».

Тоже мне феномен, улыбнется «всегда правое» большинство. Да мы с детства…
Я тоже родом из детства… И хорошо помню, как услышал «Мурку» первый раз. Было это, как водится, на одесской свадьбе. Лет мне было немного.

На свадьбу меня тогда взяли в первый раз. И мне очень там не понравилось. Длинные тосты с неясными намеками, огромное количество съеденного и выпитого — это все было скучновато, но еще терпимо. Но совсем доканывало меня присутствие училки из нашей школы. Прямая и строгая она внушала мне ужас. Мне все казалось, что она узнает меня, укажет на меня пальцем и громко на весь стол скажет:

— А детям здесь не место!

Когда заиграла музыка — мелодия мне понравилась, но, услышав слова, я похолодел.

Прибыла в Одессу банда из Ростова,
В банде были урки-шулера.
Банда заправляла темными делами,
А за ней следили мусора.

Даже не понимая, что такое «мусора», я уже знал, что сейчас «училка» встанет, вырвет у певца микрофон и будет огромный скандал.

Речь держала баба, звали ее Мурка,
Хитрая и ловкая была;
Даже злые урки все боялись Мурки —
Воровскую жизнь она вела.

Училка встала. Я на всякий случай закрыл глаза. Когда я открыл их — училка уже лихо отплясывала с каким-то полупьяным парнем. Она раскраснелась и стала похожа на нормального живого человека. Потом в школе она опять стала злой и неприступной. А один раз на уроке тихонько плакала о чем-то своем. Но я-то знал, что есть песня, которая может ее расколдовать.

У каждого из Вас было свое свидание с «Муркой». И вариантов песни есть неисчислимое множество. Я сам записал их более двадцати и бросил. Ведь не статистику же я собираю, чтобы внести «Мурку» в Книгу рекордов Гиннесса? Первые строчки есть на любой вкус. Здесь и «Прибыла в Одессу банда из Ростова», и «Прибыла в Одессу банда из Амура», и «Кто не знает банду города Одессы», а есть и без упоминания города «Тишина немая, только ветер свищет». И множество других. Но и это еще не все. Если взять самый распространенный вариант: «Прибыла в Одессу банда из Амура», то и его можно толковать по-разному. Самое очевидное — это то, что в Одессу прибыла банда с Дальнего Востока. Хоть и далековато, но чего в жизни не бывает?

Второй вариант предлагают обычно не одесситы, им почему-то кажется, что Амур — это какое-то старинное название бандитского района где-то рядом с Одессой. Тут, скорее всего, у них срабатывает аналогия с Сахалинчиком (был когда-то такой бандитский райончик покруче Молдаванки), а остальное дополняет буйная фантазия.
Есть еще две интерпретации. Так как песня передавалась в основном устно, то первоначально банда могла приехать в Одессу из-за Муры.

То есть Мурка была инициатором приезда, что на слух звучит как «из Амура». Или в другом варианте «из-за МУРА». МУР — это Московский уголовный розыск, и, значит, банда была московская, а прибыла в Одессу, спасаясь от провала! Вот видите, вместо того, чтобы толком все объяснить, я еще больше все запутал.

Любой одессит знает, что писать надо так:

«В двадцатые годы в Одессе свирепствовал бандитизм. Чекистка Мария Климова (спортсменка, комсомолка) была внедрена в крупную банду. Благодаря нелепой случайности была раскрыта. Бандиты напали на нее у крыльца ресторана при гостинице «Северная» («Бристоль», «Лондонская» — ненужное вычеркнуть). По легенде, отраженной в песне «Мурка», Мария Климова была убита. Но, на самом деле, лишь тяжело ранена.

Она стала символом Одессы и раскрыла еще много громких дел. Расстреляна в 1937 году».

Все просто и понятно. Но в действительности все значительно интереснее и сложнее. Рождение песни — это всегда загадка, тем более в голодные годы гражданской войны. «Когда грохочут пушки — музы молчат». Это все верно для любого другого города, кроме Одессы.

Первоначально и Марии Климовой никакой не было. А была Любка. Да, да, именно в начале 20-х годов, когда появилась песня, это была песня о Любке. Об этом пишет Константин Паустовский в книге «Время больших ожиданий». Любка даже и бандиткой не была, и убили ее, в общем-то, на бытовой почве — из-за любви. Затем Любка стала бандиткой — Машкой.

И лишь потом превратилась в чекистку Марию (Марусю) Климову. Вот такая странная метаморфоза. Хотя с точки зрения развития и углубления сюжета все верно. От любовной драмы к драме общественной — противостоянию бандитов и органов правопорядка. Как в блатной поговорке тех лет: «Урки и мурки играют в жмурки». Мурками в те годы бандиты назвали работников МУРа.
Изменения, которые каждый исполнитель вносил от себя, сделавшие песню на самом деле народной, и привели к смешению примет разных времен. Тут и Одесса, и сотрудники МУРа. Что делать в Одессе московской уголовке? Тут и Губчека, существовавшее до 1919 года, и «Торгсин», появившийся лишь в тридцатые годы. Одно можно сказать точно: песня эта появилась в Одессе в начале 20-х годов.

Автором ее слов, скорее всего, был Яков Ядов — легендарная личность. Он писал стихи, эпиграммы, куплеты, сотрудничал с Паустовским в газете «Моряк».

Евгений Гершуни в книге «Рассказываю об эстраде» пишет: «Если бы Яков Петрович Ядов обладал большей культурой и писал бы свои произведения не со скоростью, доступной неразлучной с ним пишущей машинки, вероятно, до нас дошло бы кое-что из его наследия».

Впрочем, он совершенно был лишен авторского самолюбия. Если артисту не нравилось что-то, Ядов немедленно рвал только что написанное, садился за машинку и через несколько минут создавал новое «произведение». Так он мог переписывать помногу раз.
Переделывать не любил, легче было написать снова. Вероятно, эта легкость сочинительства и помешала Ядову стать более заметным литератором.

За одну ночь, например, он написал для куплетиста Г. Красавина песенку «Бублики», которую буквально на следующий день распевала вся Одесса:

И в ночь ненастную
Меня, несчастную,
Торговку частную,
Ты пожалей...
Купите бублики
Для всей республики,
Гоните рублики
Вы поскорей…

О том, что Ядов — автор «Мурки», есть только косвенные свидетельства. Некоторые коллекционеры якобы держали в руках грампластинку, где напротив песни «Мурка» стояло — автор Я. Ядов. Другие просто об этом слышали. Еще есть запись песни с предысторией известных событий. В ней говорится о том, как Мурка жила на Амуре, а ее дружок «черноморец коренной» уговорил ехать с ним в Одессу. Там есть такие слова:

Вздрогнула Одесса,
закрутилась пьеса,
И гастроль я с Муркой учинил
Дьявол из-под пресса —
дочка ты у беса,
Ядов даже песню сочинил:
Прибыла в Одессу банда из Амура…

Ядов свое авторство особо не афишировал. На это у него были веские причины. Во-первых, песня быстро видоизменяется, дополняется новыми словами и целыми куплетами, разительно отличаясь от первоначального варианта. Во-вторых, сам Ядов совсем не дорожил авторством песен и даже стеснялся его. Константин Паустовский пишет: «Однажды я неожиданно встретил на батумском приморском бульваре Ядова.
Он сидел один, сгорбившись, надвинув на глаза старую соломенную шляпу, и что-то чертил тростью на песке. Я подошел к нему. Мы обрадовались друг другу и вместе пошли пообедать в ресторан «Мирамаре»...

На эстраде оркестр играл попурри из разных опереток, потом заиграл знаменитую песенку Ядова:

Купите бублики
Для всей республики,
Гоните рублики,
Вы поскорей...».

Паустовский сказал оркестрантам, что в зале присутствует автор песни. Все начали хлопать и пить за здоровье Ядова, но он сильно смутился и они быстро ушли. После этого у них состоялся многозначительный разговор. Это своего рода исповедь Ядова.
«Если говорить всерьез, так я посетил сей мир совсем не для того, чтобы зубоскалить, особенно в стихах. По своему складу я лирик. Да вот не вышло. Вышел хохмач. Никто меня не учил, что во всех случаях надо бешено сопротивляться жизни. Наоборот, мне внушали с самого детства, что следует гнуть перед ней спину. А теперь поздно.
Теперь лирика течет мимо меня, как река в половодье, и я могу только любить ее и завистливо любоваться ею издали. Но написать по-настоящему не могу ничего. Легкие мотивчики играют в голове на ксилофоне...»

— Грех вам так говорить, — сказал Паустовский. Он был искренне огорчен словами Ядова. Но тот продолжал: «Милый мой, это все давно уже обдумано и передумано. Я не отчаиваюсь.
Я раздарил свой талант жадным и нахальным торгашам-антрепренерам и издателям газет. Мне бы дожить без потерь до сегодняшнего дня, я, может быть, написал бы вторую «Марсельезу».

Вот так, знай одесситов. На меньшее, чем быть автором национального гимна Яков Ядов не соглашается.

Третья причина того, что он скрывал авторство и, наверное, самая главная — политическая. Ядова в тридцатые годы так и не приняли в профсоюз литработников. И когда поэт заболел, ни в одну московскую больницу он лечь не смог. Об этом и других унижениях он пишет в просьбе на имя Вышинского. Наверное, думал, что тот как земляк отнесется к его просьбе о помощи сочувственно. Как бы не так! Палач, исполнитель самых кровавых заказов Сталина, Вышинский был глух к просьбам. Время было суровое. И чем меньше знали «вершители судеб» о том, кто написал «Мурку», тем больше шансов у автора было дожить до старости.

Не резон было и Оскару Строку сознаваться, что под его музыку исполняют «Мурку». В чопорной Риге, куда он эмигрировал в 1923 году, это было неприлично. Еще бы, автор знаменитых танго, заполучить которые хотят самые известные фирмы грамзаписи, и вдруг куплеты сомнительного содержания. Как известно, в 1928 году О. Строк сочинил танго «Ах, эти черные глаза», которое мгновенно облетело весь мир, и композитора стали называть «королем танго». Первая запись знаменитого танго «Ах, эти черные глаза» была сделана в Берлине в конце 20-х годов оркестром Марека Вебера, в исполнении которого весь мир знает «Рио-Риту». К тому времени уже стало забываться, что само танго, выйдя из аргентинских портовых кабаков, долго было под запретом. Николай II, кайзер Вильгельм и Папа Римский в запрете на танго были единодушны.
Потом все-таки выяснилось, что не танец был виной крушения империй, и отношение к нему изменилось. Но свободолюбивая, дерзкая природа танго как нельзя более подходит песне о Мурке. Это настоящее «криминальное танго». Неожиданный и волнующий эффект, который никого не оставит равнодушным. Чтобы быть счастливым, иногда надо сбежать от действительности и почувствовать себя порочным. Все переплетено здесь — смешное и трагическое, просветленное и угнетенное.
Любовь, юмор и неистребимое обаяние дурного вкуса... И чем больше система давила на нас, тем охотнее «освобожденный пролетариат» справлял свои нехитрые торжества под аккомпанемент одесских песен. Первенство «Мурки» среди которых — несомненно.

Во время войны под «Мурку» шли в бой штрафные батальоны. А о том, какой популярностью пользовалась она в исполнении Утесова, знает каждый…. Ну, во всяком случае, знает каждый одессит. А вот о том, что «Мурка» принесла первый коммерческий успех Алле Борисовне, знают далеко не все. Было это давно, когда ей было четырнадцать. И никто не думал, что будет она знаменитой. Сверстники называли ее «рыжая Алла» и относились к ней снисходительно, так как даже летом на даче она по шесть часов занималась музыкой. А в четырнадцать лет снисхождение и презрение — это почти синонимы. Звёздный час для «рыжей Аллы» наступал, когда приходил прогулочный пароход.
Она убегала с дачи, где жила под присмотром бабушки и товарищами проникала в музыкальный салон парохода. Там стоял старенький рояль, на котором она играла и пела. Потом пускали шляпу по кругу, набиралось от трех до пяти рублей. Вполне приличные деньги, чтобы вся компания подростков могла сходить в кино. Авторитет «рыжей Аллы» среди сверстников стремительно рос.

Самой популярной была «кошачья тема» — «Черный кот» и «Мурка».

Но это что… Мой знакомый одессит уже полжизни живет в Нью-Йорке. Работает каким-то советником при ООН. Пришлось ему инспектировать муниципальную школу. Приходит он в класс. На задней парте мальчишка сидит с большой бутылкой «Пепси» и апельсинами. Непорядок. Учительница испуганно захлопала глазами и попросила его не вмешиваться.

— Почему?

— Это пуэрториканец.

Оказывается, дядя этого мальца пообещал учительнице, что если кто племянничка обидит, то он лично бритвой пройдется учительнице по лицу. И учительница восприняла эти угрозы всерьез. «Пепси» и апельсины она покупает ученику сама. Чтоб не мешал.

— Если он не жует, ему скучно, и он поет, — пояснила учительница.

— Пусть споет.

В песне, которую малолетний «мафиози» замурлыкал на английском, мой приятель с удивлением узнал знакомую мелодию.

— Ты хоть знаешь, чья это песня, — спросил он.

— Обычная, американская, — ответил малец.

Когда товарищ был уже во дворе, он услышал позади себя топот ног.

— Эй, мистер! Я вспомнил. Американцы не смогли бы такую песню написать. Это пуэрториканская песня!

Ну, пуэрториканская, значит пуэрториканская. Вот такая история.

Кроме английского, существует еще и вариант песни на немецком языке.

А Марусю Климову я все же после долгих поисков нашел. Такой псевдоним носит писательница из России. В газете «Советская культура», когда она так подписалась, ее наотрез отказались печатать. Потом несколько крупных произведений ей удалось опубликовать. В романе «Домик в Буа-Коломб» есть такие слова:

- «И только сейчас он понял, что когда они победят, гимном России будет «Мурка». Он даже на мгновение представил, как футболисты сборной России перед началом матча со сборной мира застыли на поле под звуки этой песни, а на флагштоке вверх взмыло знамя с изображением Марусиного лица».

Значит, Якову все же удалось написать гимн. Всеми любимый и гениальный. Но он этого так и не узнал.

Автор: Александр Макаров

#Одесса #Рассказ #Истрия #Литература #ОдессскаяМурка